Дорогой Гоголь-центр!
Говорят, если можешь не писать — не пиши. Кажется, это Лев Николаевич сказал, хотя так похоже на Чехова. Чехов был бы сюда очень кстати, он бы красиво закольцевал театральную историю. Но и это — не Чехов, и я поняла, что не могу не написать вам, потому что вы, ты, Гоголь — центр — это мой самый большой «Роскомнадзор». Моя страсть и большая любовь.
Пусть я буду вишенкой на праздничном торте пожеланий и историй, которые пришли к вам в честь дня рождения, той, которая, когда торт уже поделён, скукоженная лежит на тарелке уходящего дня, пропитана алкоголем красками и воспоминаниями.
Для меня Гоголь-центр — это не только спектакли, не только артисты, выставки, события, история и реальность, не только Кирилл Семёнович. Для меня — это запахи и звуки. Знаете, как у городов, как Нью Йорк ассоциируется с запахом гудрона и пропитанных им кирпичей, Лондон — с жареным луком и зеленью. Кто-то из почти великих сказал, что вы, возможно, никогда не кусали ножку стула, но отчётливо знаете, какая она на вкус. Вот так же и с Гоголь — центром — это не всегда очевидные звуки: колокольчик, призывающий к началу спектакля, шелест публики в фойе, стук кофемашины, голос Валерия Печейкина, театральный шёпот. Это ещё и звук металла, звук гудения труб, звук поворачивающегося колеса в «Сон в летнюю ночь», звук передвигаемых декораций, стуки, хлопки, короткие диалоги актёров, пробегающих мимо гардероба с зазевавшейся публикой на выход. Музыка, ваша музыка! Что-то живое и настоящее… Гоголь-центр дышит, трансформируется, как огромная рыба-кит, он издаёт глубинные ультразвуки доступные для понимания только другим таким же китам… Которые плывут рядом…
А ещё Гоголь-центр — это запахи. Говорят, именно запахи способны вернуть нас в детство или в то время и место, где мы были счастливы. Когда я открываю дверь ГЦ, я уже знаю, что я дома. Потому что у вас особый аромат, который не перепутаешь. Было бы очень пафосно и, наверное, банально назвать это запахом свободы. Но почему-то именно так и есть. Заходишь и дышишь полной грудью, полной грудью вина, дерева и свежих как будто газет, зная, что ты свободен во всём. Ты свободен быть собой. И так хочется, чтобы как можно больше друзей знало, что можно просто дышать и быть свободными. Если бы можно было обнять театр и прижаться носом к его щеке, вдохнуть аромат, чтобы он остался в твоём теле, то, наверное, я бы никогда тебя, Гоголь-центр, не отпустила. Но, социальная дистанция, современные реалии и всё такое. Поэтому, дорогой Театр, знай, что после встреч с тобой хочется совершать поступки, хочется делать что-то, двигаться. Ты открываешь столько энергии и сил, что кажется — достаточно только ночного окна, шума горящей газовой плиты, полумрака и начнёшь творить. Хочется подбежать к первому встречному, встряхнуть его за плечи и сказать: «Валера! Ну, вот же, вот, в мире столько всего! Неужели ты не видишь! Валера, делай же что-нибудь!».
После премьерных показов «Страха и отвращения» мы поехали на Красную площадь — невозможно было идти домой. Почему-то нам казалось, что именно там концентрация Валер в 12 ночи. Москва готовились к очередным парадам — демонстрациям, таксист высадил нас где-то в переулках… И из Валер были только граждане в штатском. Мы почему-то не решились к ним подойти. Хотя очень хотелось сказать, чтобы они когда-нибудь позволили дать себе немного свободы. Чтобы они решились попробовать ножку стула. Зато мы нашли улицу Моховую, дом 5. Кажется, именно такой адрес был в спектакле. У нас есть фотокарточка, где ваша программка на фоне этого адреса. И никто не понимает, почему так. Только мы и вы. Киты и вишенки.
Спасибо тебе, Гоголь-центр, за то, что ты есть! И с Днём Рождения!